До чего упрямые черти! Сколько мы не находили, приносили или привозили их трупы, обязательно лоб простреленный – сами себя убивали. Редкий случай, чтоб кого-то из них задержали. В основном только мертвых брали, а живьем редко. На Западной Украине колхозы организовывали следующим образом: село окружали, и тех, кто попал в оцепление, записывали в колхоз. Я частенько участвовал. В селе, значит, поочередно заходим в каждый дом, и хозяина с хозяйкой ведем в сельсовет. Как всех переловим и сведем в сельсовет, тогда начинаем с ними вести собрание, заставляем в колхоз вступать. Все молчат. Никто не хочет первым. Первый всегда на виду – его потом обязательно убьют…
Пошла запись? Можно говорить? Э… Родился в 28-м году. Так что мне сейчас 85 лет. Тут в Мордовии родился, тут и вся моя жизнь прошла. Тогда здесь еще не было совхоза, единолично жили. Родители были обыкновенные крестьяне. Так же, как и все поначалу работали единолично, потом вступили в организованный у нас табак-совхоз. Этот совхоз долго не протянул, просуществовал около года. Потом его переименовали, сделали свиносовхоз, стали выращивать свиней. Отец, как только первые трактора пошли, стал работать трактористом. Матери работать было некогда – нянчила восьмерых детей. Всех подняла, вот только девятый малой, умер.
Я четыре класса кончил, война началась. Ввели карточную систему. Семья была большая, пришлось идти работать. Сначала работал у дедушки – помощником заведующего нефтебазой. В 41-м году дед хотел уйти с работы по болезни, но директор его просил остаться и найти помощника. Вот дед меня туда и подпихнул. Было мне в то время 13 лет. Дедушка дома сидит, а я вместо него бензин отпускаю, езжу на станцию, вожу керосин. Сделали мне оклад, дали рабочую карточку, так я проработал там до 45-го года. Как война закончилась, поехал учиться на тракториста. Три месяца проучился, а с 1946 года стал работать на тракторе. В 48-м призвали в армию. На комиссии мне сразу сказали: «Раз был трактористом, пойдешь в танковые войска!» Вечером приехал директор совхоза Рубцов, спросил, где бы я хотел служить. Я почему-то попросился в МВД. А Рубцов в свое время долго работал в военкомате, поэтому решил позвонить туда. В результате мою просьбу удовлетворили.
Я даже понятия не имел, что такое МВД, даже сначала думал – это не что-то, а кто-то. Потом узнал, что МВД – это еще и погранвойска. (В январе 1947 года постановлением Совета Министров СССР внутренние войска из МВД СССР были переданы в МГБ СССР. Пограничные войска, конвойные части и войска МВД по охране объектов промышленности и железных дорог остались в подчинении МВД СССР – прим. С.С.) Нас привезли на Западную Украину во Владимирскую область, город Любомль, в воинскую часть №2170. Оттуда через какое-то время меня отправили учиться в школу сержантов, которая находилась в Львовской области. И вот там мы не столько учились в школе, сколько ходили по всяким разведкам, да с бандеровцами возились.
Служба тогда была аж под три с половиной года. В 48-м году меня призвали, и только в 52-м я демобилизовался. С нашего района в эту часть попали только шесть человек: я, братья Скачковы, Старов и еще один, забыл его. Со всего курса солдат двое были с 7-летним образованием: я и Мишка Курочкин. Остальные же окончили только по четыре класса.
Когда приехали в школу, комиссию проходили. Потом прямо без конца – комиссия за комиссией. На одной из них Мишку «срезали». Учиться на сержанта его не оставили, отправили в часть. Потом рядом служили: я на заставе, он – в комендатуре, завскладом.
По окончанию школы дали мне звание младшего сержанта и направили в свою часть, на границу. Со школы, тогда говорили «с фронта», я, наконец, прибыл на свою 12-ю заставу. Там и месяца не прослужил, отозвали меня в отряд учить новобранцев. Выпустил два потока. Когда стали выпускать новобранцев, один наш взвод занял 1-е место. Командир 4-го отделения взял 1-е место, а мое отделение – 2-е. В отпуск я так и не съездил…
У нас на границе было тихо, бандеровцы редко появлялись. Службу нес хорошо, спокойно. На заставе нет общих отбоев и подъемов. Все по распорядку, не так как в школе. Как боевой расчет проведут – всё, на следующие сутки вопросов нет. Один наряд идет в такое-то время, следующий его меняет, этот наряд спит, остальные туда-сюда. Мне нравилось на границе.
Полтора месяца перед демобилизацией жили в лесу. Я числился в оперативной маневренной группе. Нас бросили в Ивано-Франковский район. Тогда называли Станиславщина, это сейчас уже переименовали в Ивано-Франковск. В то время по бандеровщине это была самая отъявленная область. Уже шла демобилизация нашего призыва, а я там еще почти два месяца по лесам бегал. К полковнику обратился: «Товарищ полковник, все мои товарищи уже демобилизовались, а я все тут торчу». Тот смеется: «Ничего, вот поедем в Ивано-Франковск, там всех уничтожим, и после этого поедешь домой».
После того как демобилизовался, еще 10 лет был на учете! На каждую заставу, на каждый наряд в архиве хранятся записи. Не дай бог, поймают какого-нибудь бандита, и он на допросе скажет, что пересек границу во время дежурства твоего наряда. Всю душу из тебя вытрясут. Только через 10 лет эти документы уничтожали, и ты мог вздохнуть спокойно.
Сослуживцы
– Где обстановка была наиболее сложной?
Во Владимиро-Волынской области не запомнилось особо таких бандитских проявлений. Вот когда мы поехали в школу в Львовскую область, там да… Вообще, Львовщина и Станиславщина – это самые такие отъявленные бандеровские области. Там, как я уже говорил, вместо учебы бегали по лесам. Бывало, что целую неделю жили в лесу: прочесывали местность, сидели в оцеплении, искали схроны, ликвидировали их…
– Большие у вас были потери личного состава?
Мы похоронили очень много наших солдат. Человек, наверное, 15- 20 схоронили точно. Я сам хоронил своего друга с Краснослободского района. Сначала, конечно, было полегче – бандеровцы ходили в открытую. Навалимся на них, или они на нас. Ага! Тут все просто: или мы, или они. Обычный бой – кто кого уничтожит. Потом бандеровцы все это вдруг резко прекратили, поскольку их начали здорово прижимать. Даже нападения стали редким явлением. Вот он, допустим, в кустах спрятался… ты в двух метрах от него пройдешь, он на тебя не нападет никогда. Потому что если он напал, ему тогда будет пиздец! А поначалу нам хреново было – если он в засаде лежит, а ты мимо идешь, он тебя обязательно щелкнет.
– Как отправляли домой погибших?
Что ты, какая к черту отправка! Где погиб солдат, там и хоронили. Это сейчас шикуют: домой отправляют, да в цинковых гробах, дают сопровождающих. Тогда и разговору не было, чтобы на родину отправлять. Только родным сообщат и все. Погиб при исполнении служебных обязанностей, и точка.
У нас в городке Великие Мосты свое кладбище было – братское. Все, кто погибли там после войны, легли под каменные плиты на площади перед ДК. Кладбище сделали прямо у входа в Дом культуры. Долгое время хоронили на площади: могил 50-60, наверное, набралось, а то и больше. В начале 50-х годов это кладбище порушили. Местная власть вдруг задумалась: Дом культуры и кладбище. В общем, решили перезахоронить – убрать с площади покойников.
Выкопали большую яму, в нее всех сложили, и поставили общий памятник. А сделали все это уже с другой стороны ДК, подальше от глаз. Когда надумали выкапывать, мы как раз были на заставе. Меня вдруг вызвали к начальству. Я зашел, представился, смотрю, сидит какой-то гражданский. Начальник заставы начинает: «Ты мертвецов боишься?» – «А чего их бояться-то?» – «Ладно, к делу. Вот надо покойников выкапывать и перетаскивать в другое место». – «Надо, значит надо…»
Собрали нас, наверное, человек 15-18. Начинать решили после полуночи. Поставили задачу все выполнить до утра, чтобы не смущать народ неприглядным зрелищем.
Начали мы те могилы откапывать. Покойников грузили на телеги местным жителям, те перевозили их к яме. Человек пятьдесят откопали, тут время начало поджимать. Пригнали еще солдат. Они сдуру закопали уже отрытые могилы. Начали разбираться, но время уже ушло. В общем, десять мертвецов не успели перенести, они так и остались на площади. Но об этом осталось известно только нам. Начальству же доложили, что задача выполнена. К утру все закончили, оставалось навести порядок и сделать дезинфекцию.
– Все, кто был на Западной Украине, рассказывают про схроны. Опишите, что видели вы…
Обычная яма в земле. Они, бывало, высаживали на люке березку, либо куст. Березка с дерна выкопана и торчит себе, растет свободно. У нас были специальные клюшки, мы ими проверяли грунт. Втыкали их в землю, искали бревенчатый потолок. Он обычно неглубоко, сантиметров 30-40. Как-то один схрон нашли… полностью из бетона! Стены бетонные, потолок бетонный.
Делали проческу леса. Солдат двигался вдоль ручейка, попил и опять пошел. Ручеек – раз, и кончился. Что такое? Он решил сказать командиру взвода. Передали по цепочке, все встали. Давай искать. Слышим – начальник школы подошел… Ага, обнаружили люк, спустились туда. Никого нет. Но нашли много продуктов. Мы долго их потом оттуда вывозили. Чего только не было: мука, крупы, жиры.
– С бандеровцами довелось встречаться?
А как же. Мы, например, ликвидировали известного главаря бандеровцев по кличке «Дорош». Местные жители говорили, что он там у них в УПА был герой, они его знали прекрасно. До войны он у них в селе работал директором школы. Но я тебе скажу, что от бандитов многие сами уходили, бросали эту «грязную работенку». К ним тогда обратились с призывом: «Бросайте это! Правительство вам все прощает. Выходите из леса, бросайте бандеровские банды!» Некоторые прислушивались, уходили. Бывало, смотришь – ага, кто-то из этих повел схрон показывать. Ходит, ходит, а найти не может. «В схроне сидел, – говорит, – но как туда попасть, я не знаю. Обычно не доходя до входа метров 200-300, завязывают глаза, покрутят и только потом ведут в схрон. Под землей развязывают. И когда выводят, делают также. Но на этом месте был точно. Потом минут десять шли». Вот и все, место определено. Начинаем по округе тщательно искать. Через пару часов обнаруживаем маленький схрон. Все из дерева – и стены деревянные, и потолок деревянный, полы дощатые. Какие-то документы, продуктов на несколько дней, оружие…
Мы все делали по разведке. Разведка работала хорошо. Скажут нам, где эти «друзья» находятся, и мы сразу туда. Нужное место окружаем. Другие проческу делают, гонят на нас бандитов. Пока ищут, там схватятся, «переполосуются»… бандиты тоже ведь не молчат. Особо в плен-то не сдавались. Не припомню случая, чтоб кого-нибудь взяли живьем. Хотя нет, погоди-ка… вот, к примеру, в одном схроне сдались два человека. Когда тот схрон нашли, то начали решать, кто полезет. Тут уже по желанию, на любителя, насильно не посылают. Заявились трое: я и еще пара человек. А начальник заставы ко мне подошел: «Ты не полезешь туда. Пусть другой лезет. И без оружия». Ну, доброволец залез, а они там сидят с автоматами. Сначала помолчали, потом он их попросил: «Вы, давайте положите автоматы!» И положили. Сами чувствуют, что пиздец уже – навоевались…
– Как были вооружены вы и они?
У них было такое же оружие, как и у нас. В основном использовали автоматы ППШ. Обычное дело – автомат и две гранаты сбоку на ремне. Без гранат мы не ходили никуда. Уже на заставе я отвечал за станковый пулемет. В случае чего, должен был с ним занять огневую точку. Потом пришел приказ эти станковые пулеметы снять с вооружения и законсервировать.
Стреляли мы много. Если плохо стреляешь, командир говорит: «Ты чего делаешь? Бери патроны, набирай, сколько тебе надо и иди тренируйся. Пока все не разобьешь, не появляйся». С патронами проблем не было. Набивали ими полные карманы, штук по 50-60.
– Вы мне раньше рассказывали, как проводили зачистку, зашли в дом с другом, и полезли в люк на потолке…
А это мы организовывали колхоз. Нас отрядили в помощь. На Западной Украине колхозы организовывали следующим образом: село окружали, и тех, кто попал в оцепление, записывали в колхоз. Я частенько участвовал. В селе, значит, поочередно заходим в каждый дом, и хозяина с хозяйкой ведем в сельсовет. Как всех переловим и сведем в сельсовет, тогда начинаем с ними вести собрание, заставляем в колхоз вступать. Представитель райкома уже с ними сидит, начинает агитацию о том, как хорошо в колхозах. Все молчат. Никто не хочет первым. Первый всегда на виду – его потом обязательно убьют…
И вот представитель райкома начинает тихонько их шатать туда-сюда. Всех записывают, просят расписаться. Потом председателя выбирают. Сами! Не райком предлагает. Вот в селе возле нашей заставы, к примеру, выбрали кузнеца. Мне с ним приходилось встречаться, очень грамотный был человек. И знаешь, он колхоз вывел куда надо. А соседние колхозы отстают. Тут же появляются райкомовские, хотят его забрать туда, подтягивать отстающих. Местные жители уперлись – не отпускают ни в какую. «Его там убьют, – говорят, – Не отдадим!» Тогда райкомовцы решили забрать обманным путем – «Мы его пошлем на учебу!» – «Нет, он у нас и так грамотный». Так и не отдали.
Ну и вот, как-то в очередной раз мы ходили загонять их на собрание: с одного дома хозяев отвели, с другого, зашли в третий. Нам показалось, что там уже никто и не жил, но мы зашли проверить. Я, было, хотел на чердак залезть, но не достал, не смог дотянуться. Вижу – лестница стоит, пошел за ней. А мой друг подпрыгнул, достал, и подтянулся. Вдруг очередь – хлестанули прямо в лицо. Он вывалился из люка, а я с лестницей в руках стою… Потихоньку прислонил ее, вдоль стены прошел к выходу. Тут начальник школы подъехал: «В чем дело?» Меня потряхивает: «Товарищ полковник, Левкина убили!» – «Ладно. Давайте, вытаскивайте его сюда!» Ну, труп Левкина худо-бедно я выволок. Начали с чердаком ковыряться, уговаривать их. Проку нет! Они только матерятся, да сверху по нам стреляют, а мы – снизу по ним. А этот полковник Птицын был такой матершинник, это что-то. Смотрел, смотрел на все это, и говорит: «Бросьте вы этой хуевиной заниматься. Дайте, блядь, сюда ракетницу!» Хуйнул две ракеты на чердак. Тут же все занялось, полыхнуло…
Ни один не выпрыгнул… До чего упрямые черти! Сгорели. По-видимому, постреляли друг друга. Сколько мы не находили, приносили или привозили их трупы, обязательно лоб простреленный – сами себя убивали. Редкий случай, чтоб кого-то из них задержали. В основном только мертвых брали, а живьем редко. А то еще вначале нам ставили задачу брать только живьем. Вот ты его попробуй-ка, возьми живым! Потом, видать до них там, наверху стало доходить – пришел приказ живым брать уже по возможности. Так начальник школы Птицын всем говорит: «Вот теперь нам легче с ними будет. Как пойдем на операцию, ты, знаешь что? Ты сначала его ёбни, а потом делай предупреждение. Береги свою жизнь, а на него насрать. Мне ваши жизни важны, а с ними мне не о чем разговаривать». Надо сказать, мы его уважали. Он был строгий, но при этом очень добрый человек. Все время просили его что-нибудь рассказать. Про операции он нам все на примерах объяснял. Бывало, уже объявят отбой, а мы все не спим. Так он спохватится: «На сегодня хорош. Спать!» – «Товарищ полковник, потом выспимся, еще расскажите!» Разные истории рассказывал. Ведь он с бандеровцами с 44-го воевал. Теперь разве припомнишь эти истории? Но одну историю я все-таки запомнил.
Во время зачистки села офицер немного отстал от солдат. Они зашли в хату, а там оказался бандит. Солдаты вспугнули его, и он выскочил из окна прямо на этого офицера. Оба повалились на землю, давай бороться. Бандит изловчился, вытащил пистолет… Или же осечка получилась, или патрона не было в стволе, не знаю. Но он офицеру пистолет запихал в рот, прокрутил и зубы посшибал. Начальник школы вывел мораль: «Так что не отставайте от своих и смотрите в оба, а то вам пистолет в рот запихают. Останетесь без зубов…»